Братья Эдгард и Аскольд Запашные являются представителями цирковой династии, основатели которой выступали еще при царской России. Сегодня братьев знают во всем мире, как величайших дрессировщиков современности. Портал Animalstar.ru встретились с братьями Запашными, чтобы расспросить о новом шоу «Страшная сила», психологии и понять, что для них счастье. На фотосессии присутствовал и тигр Рикки, которого в Большой Московский цирк привезли из Казани. Тигрёнок жил в гараже, затем подрос и бывшему хозяину пришлось искать для него новый дом. Рикки оказался дружелюбным и сразу пошёл на контакт. При встрече он потерся о ногу Эдгарда. Первый его выход на публику был в вечерней программе на телевидении.

Эдгард Вальтерович, недавно у Вас состоялась премьера циркового представления «Страшная сила». Как возникла идея вновь поставить это шоу, ведь  9 лет назад оно шло на Малой цирковой арене в «Лужниках»?

-На протяжении длительного времени я дискутирую с братом (Аскольд Запашный. Народный артист Российской Федерации. Художественный руководитель Большого Московского цирка. – прим.корр.)  о том, что мы ежегодно создаем несколько больших шоу в «Лужниках», которые работают всего несколько недель в году, и правильнее было бы какие-то ранние наши проекты реанимировать и вновь показать их зрителю.  Но он всегда был категорически против этого, потому что ему хочется двигаться дальше и создавать что-то новое.  Ему кажется, что публика, которая уже смотрела эти шоу несколько лет назад, будет выражать недовольство.  Хотя шоу, которое идет 3 недели в Лужниках, посещают максимум 250 тысяч зрителей. Это существенная, конечно, цифра, но это ничто по сравнению с населением Москвы и Санкт-Петербурга.  Сейчас мы столкнулись с определенными финансовыми сложностями, так как создание любого проекта – это десятки миллионов рублей. Мы – не бюджетная организация. Мы не имеем свободные средства, которые постоянно выделяются на то, чтобы создавать что-то новое. Мы – коммерсанты.  Мы должны сначала заработать необходимое количество финансов, и уже потом у нас будет возможность вложить их в новый проект.  Однако, из-за пандемии, из-за сложной ситуации в мире, из-за отсутствия туристического потока на протяжении уже длительного времени, финансовая составляющая Большого Московского государственного цирка очень сильно изменилась по сравнению с тем, что было в самом начале моего директорства.  В начале этого года мы планировали гастроли в Санкт-Петербург с шоу ««И100РИЯ»» и, поэтому не планировали никакого нового спектакля в столице.  В Москве хотели показать, или шоу Гии Эрадзе («Королевский цирк Гии Эрадзе»), или «Шоу воды, огня и света!» Анатолия Сокола или шоу «Принц Цирка» Владислава Гончарова. В общем, выбирать было из кого. Но тут Covid-19 выдал очередную волну, и в Санкт-Петербурге запретили походы несовершеннолетних в развлекательные учреждения. И мы понимаем, что гастроли у нас в очередной раз срываются, и даже, если мы все ж рискнем их проводить, то это будет большой ошибкой с нашей стороны.  Мы отказались от этой идеи.  Время шло. Шоу «И100РИЯ» отработала полтора года, и нужно было менять программу.  И вот вновь я вынес идею, реанимировать какое-то представление из хорошо забытого старого, тем более, что большую часть шоу, мы сохранили.  Это и какая-то часть декораций, и 100% часть костюмов.  Понятно, что все равно вложения понадобятся, но не такие, как в построение нового проекта. Мы договорились с коллективом под руководством Таисии Корниловой, народной артисткой России, что они нам привезут сюда слонов.  И брат решил, что, если у нас есть слоны, то будет правильнее реанимировать шоу «Страшная сила», которое мы показывали 8-9 лет назад в «Лужниках».  Конечно, с одной стороны, я обрадовался такому решению, но с другой – я немножко поднапрягся, потому что тематика, шоу достаточно непростая.  Оно большое, глобальное, мощное, дорогое, но там есть определенные сцены, скажем так, столкновения сил, применения огнестрельного оружия. И я сказал брату, что в обществе в данный момент присутствует некое напряжение, и нам нельзя в этом случае переборщить.  Поэтому Аскольду кое-какие моменты пришлось подкорректировать, и, конечно, смягчить спектакль.  Но самые главные и важные части сюжета мы, безусловно, оставили. Человечество не готово обладать страшной силой. Это как раз сейчас стоит на повестке дня. Когда все вокруг бряцают оружием и призывают к обладанию ядерным – этого нельзя допускать.  В конце спектакля произносятся правильные слова, за которые проявляется наше чувство гордости: шоу сделано в России и это «Страшная сила». В конце спектакля произносятся правильные слова, с которыми проявляется наше чувство гордости. Эти слова поднимают общий дух нашей страны.

 

Аскольд, Вы являетесь сценаристом нового шоу «Страшная Сила». Впервые это шоу было показано в Лужниках 9 лет назад. Сейчас, как Вы сказали на пресс-конференции, это шоу изменено на 70%, в нем задействованы улучшенные спецэффекты и новые технологии. Как проходила работа над сценарием «Страшной Силы»?

Есть много нюансов и обстоятельств, которые влияли на мои решения.

Во-первых, шоу, которое показывалось 9 лет назад в Лужниках, сейчас показывается на новой площадке (в Большом Московском государственном цирке), которая изначально не планировалась. Если все упростить — то это ремейк. Но ремейк не ради ремейка, как в кино, когда люди делают это на бренде или всеми любимом произведении, внося свои коррективы. Хотя по формату шоу «Страшная Сила» — ремейк.

Проекты, которые ставились в Лужниках на протяжении 12-ти лет, нам, к сожалению, пришлось приостановить из-за ковида. Осталось ещё метеорит схлопотать, и чтобы инопланетяне высадились (смеётся). Эти проекты были циклом. Мы начали работать с крупными проектами в Лужниках, развивали их, не понимая сами, в какую сторону мы двинемся дальше. Мы устроили соревнование сами с собой. Площадка имела определённый формат. Была огромная аудитория. Нужно было что-то делать. Методом экспериментов и различных новых идей мы приходили от одного проекта к другому, двигаясь в таком временном и материальном промежутке, который оказался этими 12-ю годами.

Как режиссёр-постановщик и автор сценария, я искал такие темы, которые были бы интересны мне и, конечно, зрителям. Делал так, чтобы проекты максимально отличались друг от друга. И поскольку я решительный режиссёр — я не боялся провалов и экспериментов. Я хотел сам себя удивить, понять границы своих возможностей. Так я подумал, почему бы не сделать приключенческий экшен. Начал разрабатывать формат для живой площадки. Но референсы, конечно, были. Ими стали всем известные фильмы и книги, такие, как «Индиана Джонс», «Мумия», «Путешествие по джунглям», «Анчартед».

У такого формата есть определенная форма. И ее нужно было считать, потому что такая форма обязывает. Если делать по-другому — получится совсем другая история. И зритель может ее даже не понять. В то время я подумал, что формат приключенческого экшена будет интересен зрителям. Ведь мы уже показали к тому времени такие свои проекты, как «Камелот», «Садко», «Камелот 2», «Кукла», «Легенда». Вот сколько проектов прошло до того, как мы пришли к проекту «Страшная Сила».

И первостепенным в этой идее было соревнование с самим собой: чем я могу удивить и себя, и аудиторию. Был выбран стиль, была выбрана тематика. Тогда я начал разрабатывать уже свою историю. Сейчас приехала моя теща из Израиля и задала мне после шоу вопрос, который она мне задает после каждого шоу: «Аскольд, а как ты все это придумываешь?» А я ей отвечаю, что по сути — все уже придумано до нас. И здесь главное — соригинальничать, привнести что-то своё в уже имеющийся шаблон. Если мы рассмотрим все это на примере данной истории — то поймём, что всегда существует злодей, всегда существуют двое людей, которые конфликтуют друг с другом на фоне сложившихся обстоятельств. Но это всегда отношения, приводящие к любви. Это все шаблоны, которые, к сожалению, нужно сохранять. Но дальше ты пытаешься разнообразить, по-своему представить, найти свои приемы и фишки. И уникальность этого проекта в том, что, в отличие от кино, он живой. И живых таких аналогов я не знаю.

Но здесь, конечно, отталкиваешься от доступного материала. В Лужниках у нас, например, никогда не работали слоны. Это очень крупные животные. Но если представлять какие-то страны — хотелось бы задействовать именно слонов. Ведь это очень выразительные животные. И для нового проекта «Страшная Сила» мы нашли коллег, которые готовы были отработать в этот период. Также хотелось каких-то каскадёрских трюков. И чтобы был целый поезд. В Лужниках это был только профиль: выкатывался вагон, а изображение на экранах являлось продолжением поезда. А в новом проекте мы уже сделали этот поезд с дракой на крыше, с подъезжанием лошадей. Все это рождалось в процессе. Часто люди, которые ничего не придумывают и не фантазируют, считают, что такое может только присниться. Нет. Есть приемы, знания, опыт и чуть-чуть таланта, который позволяет тебе все это скреплять и привносить что-то свое.

Так как сейчас постковидный период, когда нужно сохранять бюджет, мы взяли проект, который уже был готов, и просто адаптировали его под новую площадку. Однажды мы уже делали адаптацию. Мы показывали в Большом Московской государственном цирке «Куклу». Так что опыт у нас уже был. Но все равно это было очень интересно. Со своими трудностями, конечно.

А ещё у нас есть спор с братом. Он считает, что нужно постоянно ставить старые проекты, потому что зрители их любят и хотят снова видеть на площадках. Ведь это не кино, которое можно в записи пересмотреть в любой момент. И публика тоже меняется. С тех пор, как «Страшная Сила» шла в Лужниках, прошло 9 лет. По сути — за это время люди повзрослели. И теперь могут посмотреть проект заново и сравнить свои ощущения. И в каком-то смысле я согласен с братом. И все же для меня, если ты делаешь что-то, что уже делал — это как шаг назад. Ведь у меня, как у режиссёра и автора сценария, есть потенциал, чтобы создавать что-то новое. Я бы ещё сто лет создавал все новые и новые проекты, если бы можно было столько прожить (улыбается). Мне интересно бросать вызов самому себе. Потому что я в этом смысле — смелый человек. Но сейчас такие условия — поэтому мы сделали ремейк «Страшной Силы».

 

 

В цирковых шоу почти всегда звучит инструментальная музыка. Вокальная музыка используется очень редко. Скажите, пожалуйста, почему?

Аскольд — Знаете, я бы мечтал создать настоящий цирковой мюзикл. Но проблематика заключается в том, что мы работаем высокопрофессионально. И стремимся, чтобы все, что мы делаем, было на этом уровне. При этом претендуем на то, что мы один из лучших, если не лучший, цирк в Мире. Поэтому есть требовательность к профессионализму. И если мы берём цирковых артистов и вокалистов — каждый из них должен иметь высокий профессиональный уровень в своей области. Что автоматически отрезает его возможности в другой сфере. Практика показывает, что на уровне идеи — это прекрасно, но на уровне воплощения — трудновыполнимо. Почему? Потому что если вокалисту в цирке не просто петь, а что-то ещё изображать в плане пластики, циркового трюка (жонглирования, например) — это требует достаточно большого срока, отведённого под репетиции. Конечно, если вокалист будет петь просто сидя на слоне — ему достаточно объяснить основные моменты общения с животным. Это не займет много времени. Но хочется, чтобы вокалист все-таки выполнял какие-то цирковые трюки. И получается, что нецелесообразно держать труппу вокалистов, которые сами же и отказываются от такого. Потому что вокалистам нужно обучиться цирковому искусству и дойти в этом хотя бы до определённого уровня, а цирковым артистам нужно обучиться вокалу и также дойти хотя бы до определённого уровня. И экономически это получается очень невыгодно.

Конечно, есть альтернативы. Был проект «Мистер Тигр», был проект «Свадьба Соек». Но мне не нравилось то, что получилось на выходе. В «Свадьбе Соек» была вообще сегрегация: выходил цирковой номер — выходил вокальный номер. Либо были цирковые номера, которые исполнялись под вокал исполнителя, который где-то сидел, стоял или ехал на каком-то аппарате. Сморится так себе. Ведь зритель считывает эту границу.

Вторая форма, к которой мы пришли — это записанный вокал. Что тоже считывается. Т.е., наши цирковые артисты, которые исполняли трюки — пели. Но пели под фонограмму. Это тоже не настоящий мюзикл.

Если говорить о том, можно ли в цирке использовать вокал — да. Например, проект «Легенда» был весь с песнями. Все номера, как в диснеевском фильме или мультике, были сопровождены вокальными композициями. Но это не то. Я бы мечтал сделать настоящий цирковой мюзикл.

Новогодние спектакли — почти все с песнями. В этот Новый Год у нас был спектакль «Стойкий оловянный солдатик». Практически все номера, за исключением одного, также были с вокальными композициями. И все же это не то. У нас был проект «Эпицентр Мира». В нем Алиса Вокс пела на сцене. И это здорово с точки зрения разнообразия. Но это абсолютно не цирковой мюзикл. Здесь вопрос и технический, и экономический. Может, и можно найти одного-двух персонажей в цирке, у которых есть вокальные данные (или которые в принципе поют), как и среди вокалистов можно найти людей, готовых показывать цирковые трюки. Но их нужно найти, нужно, чтобы эти все люди согласились на такой проект. Поэтому данная задача слишком сложна для реализации.

Но я не выбрасываю эту идею. Я оптимист. И я бы хотел. И предлагал разные коллаборации. И с оперными певцами. Однажды хотели сделать проект, в котором был бы балет в хорошем классическом исполнении — и оперные певцы. Как раз, когда мы делали «Садко» много лет назад. Лет 15 назад, наверное. И тоже было очень много трудностей, чтобы это реализовать.

 

-В шоу «Страшная сила» у Вас происходит слияние двух династий – Братьев Запашных и Корниловых. Как возникла идея такого сотрудничества, и кто был инициатором?

Эдгард-Я не хотел бы акцентировать внимание конкретно на династии Корниловых, потому что раньше меня сильно критиковали люди, которые не хотели, чтобы я стал директором Большого московского государственного цирка. Они говорили, что братья Запашные придут в цирк и больше никого не пустят. Я же изначально, на все наши программы, на все наши фестивали стал приглашать известных, в наших цирковых кругах артистов и строил свою работу так, чтобы они становились еще более узнаваемыми и популярными. Поэтому нельзя сказать, что Корниловы – это первая династия, с которыми мы начали работать. Здесь выступал и Сергей Нестеров, представитель своей династии, и Юрий Куклачев отмечал свой юбилей, и много других артистов выходили здесь на манеж. Что касается Корниловых, то, конечно, на сегодняшний день это прямое олицетворение слонов.  Если братья Запашные — это тигры, Куклачев – это кошки, то слоны – это Корниловы.  И мы много раз вместе с Корниловыми выступали на международных цирковых фестивалях. Я имел честь награждать Настю Корнилову, которая в прошлом году завоевала главный приз Саратовского фестиваля «Принцесса цирка».  Именно тогда ко мне подошел Андрей и предложил посотрудничать. Мы поговорили и поняли, что у Андрея и его коллектива есть желание приехать в Москву. И, наверное, с моей стороны было правильно, пригласить их в шоу. Чтобы сделать мощный спектакль нужно звать лучших из лучших. Что мы всегда и делаем. На сегодняшний день Корниловы – самые лучшие дрессировщики слонов в нашей стране.

— Вы много лет занимаете такую ответственную должность, как генеральный директор Большого Московского государственного цирка. Это как-то повлияло на Вас? на творчество?

Эдгард-Повлияло. Я зарабатывать стал меньше. Недавно я подписал приказ о премировании сотрудников цирка, и моей фамилии там нет.  Ни как артиста, ни как директора.  И я так поступаю на протяжении всего своего срока. Не позволяет совесть самому себе выписывать какие-то большие премии. Если же более конкретно отвечать на Ваш вопрос, то знаете, действительно, работать директором Большого Московского государственного цирка – это большая ответственность. Ведь это одна из самых престижных цирковых площадок мира, которая находится под большим прицелом зрителя. И мало того, что ты – представитель династии Запашных, которая уже очень известна, ты еще и работаешь на той площадке, на которую выходили, выходят и будут выходить самые лучшие артисты цирка. И, если мне выпала честь и руководить и иметь возможность работать на ней, то я должен это делать добросовестно, а не спустя рукава.  Да, приходится очень много работать. Личного времени остается по минимум. Но я не с горечью об этом говорю. Я сам понимал, в какие рамки себя зажал. Поэтому и приходится больше работать и меньше отдыхать. Дисциплинированнее становишься. Если и повлияло, то только в лучшую сторону.

 

-Вы столько лет работаете с тиграми, наверное, стали прекрасным психологом, который чувствует мысли, эмоции животных, и, наверное, также происходит и с людьми. Вы используете какие-то инструменты из психологии при работе со своими сотрудниками, коллегами?

Эдгард-Работа с животными и работа с людьми – это две совершенно разные планеты. Я думаю, что психология, которую вы упомянули, она скорее про дрессуру. Особенно это заметно в эти времена, когда цирк стал меняться в сторону гуманного отношения к животным. Если взять цирк 150 лет назад и современный – это совершенно разные подходы к животным. Сейчас происходит работа с большим погружением в сознание животного.  Для дрессуры ты уже начинаешь пользоваться, и теми навыками, которые тебе передали, а я – четвертое поколение, которое работает с животными, и теми, которые ты сам уже набираешь с опытом. Поэтому дрессировщик, он как хорошее вино, чем старше, тем лучше. Это однозначно. Я часто разговариваю, с дрессировщиками, которым уже по 60-70 лет, и понимаю, что их опыт, с котором они говорят о своей работе, это те золотые слова, которое нужно впитывать. Понятно, что нужно не слепо действовать, следуя их словам, а анализировать. Потому что человек копить именно свой жизненный опыт.

Что касается моего отношения к людям? Знаете, какие для мужчины две самые трудные вещи в жизни – это понять женщину и пройти тетрис на 12 уровне. Это очень тяжело! Это тот самый момент, когда каким бы ты хорошим дрессировщиком не был, тебе не удастся понять, почему женщина повела себя именно так, а не иначе. Этому нужно посветить целую жизнь, отдельное время. Профессия «психолог» сложная, тяжелая, и я убежден, что в ней тоже очень много ответвлений, точно также, как и в дрессуре. Не факт, что дрессировщик слонов сможет работать с тиграми. И наоборот. Это разные миры. Но, отчасти, изучая психологию, ты становишься немного мудрее. Ведь психология – это что? Это анализ поступающей тебе информации и возможность ее получения. Да, я где-то становлюсь глубже, мудрее, но назвать себя специалистом в области психологии при общении с людьми — я бы побоялся. Для этого нужно иметь специальное образование.

Аскольд — Я правда очень хороший практический психолог. Я никогда не занимался какими-то академическими знаниями (видимо, не было надобности), но на практике я хороший психолог по двум причинам: потому что я режиссёр-постановщик и педагог (я обучаю студентов в ГИТИСе вот уже четвёртый год), а также я дрессировщик. И дрессура — это, в первую очередь, психология, потому что мы (и животные, и люди) общаемся на языке тела. И здесь без знания психологии никуда. Просто некоторые люди, которые работают в этом жанре, не понимают психологию и не могут ее сформулировать. Я могу сформулировать. И могу применять ее намеренно, не в узком сегменте. Другой вопрос, что зачастую в таких вопросах о применении психологии кроется интрига, а не злоупотребляю ли я этим (улыбается). Невозможно не использовать знания, которые у тебя есть. Если ты, например, работаешь в кинематографе, то ты уже не можешь смотреть на мир глазами обывателя. Ты смотришь на мир, как будто заглядываешь в камеру. От этого нельзя абстрагироваться. Но злоупотреблять этими знаниями, злонамеренно их использовать — это уже другой вопрос. Очень интересно наблюдать за людьми, изучать их. С каждым годом начинаешь понимать, что мы недалеко ушли от животных. В этом и прелесть — и ужас ситуации. То, что в XXI веке мы выясняем отношения с применением взрывчатых веществ — это страшно. И тем не менее — это происходит. Мудрецы когда-то сказали, что люди не меняются, меняются лишь костюмы. И они были правы. Как бы мы ни эволюционировали, какие бы знания ни передавали из поколения в поколение — мы все равно рождаемся людьми с теми же инстинктами, которые похожи на животные. И зачастую в каких-то ситуациях эти инстинкты проявляются очень примитивно.

Когда ты в своей профессии очень плотно соприкасаешься с животными не как наблюдатель (как, например, работник зоопарка или научный сотрудник), а именно взаимодействуешь с ними (ты что-то требуешь от них, они что-то требуют от тебя) — это помогает ещё лучше друг друга понимать. Это и есть те самые практические знания из психологии. В рамках этого применение психологии просто необходимо.

И, конечно, в работе с людьми, которые находятся в подчинении, я применяю эти знания. Ведь работа с коллективом — это определённые обязательства. В том числе — сохранять в коллективе здоровую атмосферу. Все люди исходят в первую очередь от зоны собственного комфорта, в которой расцветает эгоизм. Как только это соприкасается и появляется конфликт интересов — это нужно разруливать.

Ещё это общие цели. Ты, как руководитель, ставишь перед людьми какие-то цели. Кому-то они понятны, кому-то непонятны, потому что у кого-то свои цели — например, получать заработную плату и уходить домой в 6 часов вечера. Но у тебя, как у руководителя, есть гораздо более интересные цели и задачи для всех. Даже для тех, кто на них не рассчитывал и не хотел с ними соприкасаться.

И поэтому ты, руководитель, должен, заставить человека идти к этой цели, чтобы помочь всему коллективу прийти к общей цели. Потому что каждый — часть команды, часть сообщества. И задача руководителя, как психолога — сделать так, чтобы человек, в идеале, сам захотел это сделать. И найти для этого максимально короткий и максимально эффективный путь. Поэтому в рамках обеих профессий (режиссёр-постановщик и дрессировщик), психология — это инструмент, который необходим.

И наш традиционный вопрос. Что для Вас счастье?

Эдгард — Банальные вещи говорить?  Чтобы было здоровье у всех тех людей, которые дороги тебе, которых любишь и уважаешь. Это банальные вещи, которые мы все желаем. Это хорошо! Но, если взять в глобальном смысле слова, что для меня счастье, я бы его определил в простую или сложную истину, которую я сам же когда- то и вывел. Счастье – это, когда врачи получают большую зарплату и сидят без работы. Вот тогда у всех все хорошо на этой планете. И они счастливы и мы к ним не обращаемся за помощью. Есть в этом счастье? Есть! Ведь прежде всего мы друг другу желаем здоровья, а все остальное – это уже поступательно-накопительное. И у каждого тогда свое счастье, кто-то счастлив в шалаше, а кто-то счастлив, когда он в рваном свитере сидит на сундуке золота. И он тоже в это момент счастлив.

Аскольд — Я вообще не люблю вещи, которые являются абсолютом. В хорошем смысле, без негатива (улыбается). Когда мне задают вопрос, например, о самом-самом большом страхе или самом-самом ещё чем-то. Это все сильно упрощает. И когда ты согласился дать конкретный ответ, а потом на похожий вопрос отвечаешь немного по-другому — тебе уже предъявляют претензии (улыбается). Поэтому счастье в разное время и в разных местах бывает разным. Поэтому я не готов это конкретно обозначать. Но с точки зрения выстраивания иерархии и приоритетов — наверное, дети. Дети — мое счастье на данный момент. Но это счастье на отменяет другого счастья — например, счастья быть цирковым артистом и родиться в такой семье. Я невероятно счастлив, что у меня такая судьба. Несмотря на все ее сложности, опасности (в том числе, опасности будущего), проблематику. Я все равно горжусь тем, что я счастливый человек. Но получается, что если у тебя есть дети — то автоматически ты должен отвечать на этот вопрос так, что счастье — это именно дети. А если рассматривать вопрос глобально — то у меня много счастья. Можно по категориям разделить. Но если брать счастье в целом — то я, вроде как, должен Вам ответить, что это дети, как любой нормальный человек. Потому что философия жизни любого человека, учитывая его физиологию и психологию, связана с продолжением рода. И если у тебя уже есть продолжение твоего рода — то ты должен все и всего себя вкладывать в детей и жить счастливо с этим. Но если брать материальные вещи — то работа для меня действительно большая часть моей жизни. И я счастлив, что могу быть свободным в своём творчестве. Это тоже удивительное счастье, потому что оно окрыляет. Был в моей жизни период, очень долгий период, когда я жил мечтами. Сейчас я живу реализацией мечты. Потому что мне никто не мешает. Есть, конечно, обстоятельства. Я бы хотел, например, сделать проект на бесконечное количество миллионов долларов. И я бы его сделал. Но экономика в данном случае ограничивает. Это плохо? Да нет. Это просто жизнь. Также, как счастье быть в цирке. 5 операций на позвоночнике? И что? Это просто бытовуха, так случилось. Да, это больно, это вызывает трудности, но это все равно не стирает это счастье. Когда ты оставляешь свой след, когда ты, несмотря на возраст и обилие всего в жизни, продолжаешь узнавать что-то новое (на сёрфинге, например, начал кататься, уже год, как хоккеем занимаюсь). И во всех этих областях я счастливый.

И, обобщая все сказанное (сейчас сам себя опровергну, что не люблю абсолют) — я счастлив, что все это возможно в моей жизни. И, наверное, счастье — это прожить в Мире. Но если не усложнять и не философствовать, то мое счастье — это и правда мои дети и моя работа.

Интервью подготовила Виктория Стамо и Наталья Коновалова, фотосессию провела Литвиненко Екатерина

ФОТОРЕПОРТАЖ